Путь к углеродной нейтральности. Какую роль будет играть сельское хозяйство в декарбонизации экономики

Путь к углеродной нейтральности. Какую роль будет играть сельское хозяйство в декарбонизации экономики

Татьяна Кулистикова

| Агроинвестор |

4 февраля 2022

Shutterstock

Журнал «Агроинвестор»

февраль 2022

Читать номер

Декарбонизация экономики и стремление к углеродной нейтральности — одна из целей России до 2050 года. Агросектор вряд ли станет драйвером этого процесса, однако инвестиции в устойчивое развитие становятся необходимостью. В перспективе предприятия, которые сделают ставку на создание низкоуглеродного бизнеса, могут иметь преимущества на внешнем рынке. Кроме того, новой нишей сектора может стать торговля квотами на выбросы CO2

В октябре прошлого года правительство утвердило Стратегию социально-экономического развития Российской Федерации с низким уровнем выбросов парниковых газов до 2050 года. Ее цель — достижение углеродной нейтральности при устойчивом росте экономики. Реализация климатических проектов должна начаться с этого года: в стране предстоит внедрить более щадящие с экологической точки зрения решения, а также увеличить поглощение парниковых газов лесами и другими природными экосистемами, кроме того, необходимо перейти к сбору и переработке углекислого газа. Крупнейшие предприятия с выбросами свыше 150 тыс. т эквивалента углекислого газа в год начиная с 2022-го будут обязаны предоставлять углеродную отчетность, первые результаты которой появятся в 2023 году.

Стратегия содержит список мероприятий по отраслям, в том числе в сельском хозяйстве. В агросекторе, в частности, предполагается внедрение принципов точного земледелия, соблюдение норм и сроков внесения удобрений и агрохимикатов, использование технологий повышения урожайности в растениеводстве и продуктивности в животноводстве и др. Также необходимо обеспечить накопление углерода в почвах лугов, пастбищ и залежей.

Согласно исследованию «Битва за климат: карбоновое земледелие как ставка России», которое подготовили Высшая школа экономики (ВШЭ), «Сколково» и Международный центр конкурентного права и политики стран БРИКС, у России есть все шансы стать одним из ключевых мировых поставщиков проектов по генерации единиц сокращения выбросов углерода.
В среднесрочной перспективе суммарный экономический эффект от продажи эмиссионных квот может превысить $50 млрд в год при цене одной тонны CO2 на уровне $40, оценили авторы исследования.

Летом прошлого года президент Владимир Путин в ходе Петербургского международного экономического форума отметил, что для решения глобальных климатических проблем недостаточно сократить объемы выбросов. Для достижения углеродной нейтральности важно также поглощение парниковых газов из атмосферы. «И здесь наша главная задача — научиться улавливать, хранить и полезно использовать углекислый газ от всех источников, — сказал глава государства (цитата по ТАСС). — <…> Буквально на наших глазах создается целая индустрия, принципиально новый рынок, где будут обращаться так называемые углеродные единицы. Это своего рода актив, который характеризует объем поглощения вредных выбросов в атмосферу участком земли или лесом». В силу естественных природных преимуществ Россия может занять особое место на глобальном рынке углеродных единиц, уверен Путин.

Один из способов генерации единиц сокращения выбросов — развитие карбонового земледелия (практики восстановительного, или регенеративного, земледелия). Суть этого метода заключается в увеличении уровня почвенного углерода и снижении темпов его потерь в результате дыхания и эрозии почвы. Для этого, в частности, предполагается минимальная или нулевая обработка почвы, высевание покровных агрокультур и агрокультур с мощной корневой системой, мульчирование и т. д.

Роль агросектора преувеличена?

Опрошенные «Агроинвестором» эксперты неоднозначно оценивают значение сельского хозяйства в декарбонизации экономики, равно как и масштаб проблемы выбросов парниковых газов отраслью. По словам к.э.н., ведущего научного сотрудника Центра агропродовольственной политики ИПЭИ РАНХиГС Антона Строкова, агросектор не играет почти никакой роли в декарбонизации российской экономики, да и эмиссия парниковых газов по сравнению с сектором энергетики здесь небольшая. Если общие выбросы парниковых газов в России в 2019 году (последние доступные данные на 24 января) были на уровне 2,1 млрд т СО2-эквивалента, то вклад сельского хозяйства не превышал 5 %, или 0,1 млрд т. Для сравнения, эмиссии сектора энергетики достигали почти 1,7 млрд т, следует из Национального доклада о кадастре антропогенных выбросов из источников и абсорбции поглотителями парниковых газов, не регулируемых Монреальским протоколом (далее — Нацкадастр), подготовленного Институтом глобального климата и экологии.

«Основные поглощения парниковых газов происходят на землях, занятых лесами. Поскольку их площадь примерно в пять раз больше, чем сельхозземель, то и поглощения CO2 на территории лесов потенциально тоже выше», — говорит он. Согласно Нацкадастру, в 2019 году леса поглотили около 660 млн т CO2-эквивалента, тогда как выбросы возделываемых земель (по сути, пашен) составили почти 66 млн т. «Сенокосы и пастбища пока являются “нетто-поглотителями” в размере 7,5 млн т СО2-эквивалента. Однако если внимательно исследовать их динамику, то видно, что в 1990 году они были нетто-эмитентами и производили эмиссию 50 млн т СО2. Таким образом, в целом сельское хозяйство по природе своей больше эмитент, нежели поглотитель парниковых газов, — рассуждает Строков. — При этом вклад сельского хозяйства и в эмиссию, и в декарбонизацию (в значении “поглощение парниковых газов”) в России пока незначителен».

По данным за 2019 год, выбросы парниковых газов от сельского хозяйства составляли около 6,8 % от общего объема выбросов в России без учета землепользования и лесного хозяйства. Таким образом, отрасль, с одной стороны, является достаточно значимым источником выбросов, с другой — очевидно, что снижение выбросов парниковых газов в агросекторе не окажет масштабного воздействия на общероссийские показатели, считает аналитик Института комплексных стратегических исследований Наталья Чуркина.

Руководитель Центра экономического прогнозирования Газпромбанка Дарья Снитко скептически относится к большинству широко обсуждаемых инициатив по участию сельского хозяйства в глобальном снижении выбросов парниковых газов. «Во-первых, учет выбросов в большинстве исследований вызывает вопросы. Компании агросектора должны активно отстаивать свои позиции и активизировать усилия по корректировке учета негативных эффектов, которые относят на Россию, — настаивает она. — К примеру, Еврокомиссия приводит данные, что 10 % выбросов метана приходится на рисоводство. Как это посчитали? Через замеры выбросов на модельных полях в нескольких странах, а затем расчеты были экстраполированы на посевы риса в других государствах. В итоге рекомендовано применять одинаковый коэффициент выбросов для производителей риса в России и Китае, что, мягко говоря, вызывает вопросы, потому что технологии возделывания разные». Игнорировать «зеленую» повестку отечественным компаниям нельзя, но нужно включить ее в стратегию и обязательно занять активную позицию в обсуждении мер по регулированию выбросов отраслью, добавляет эксперт.

Пока всеобщая повестка декарбонизации национальных экономик требует скорее осмысления в части «а кому это нужно», говорит старший руководитель проектов направления «Оценка и финансовый консалтинг» группы компаний SRG Татьяна Козлова. Ведь все исследования выбросов проводятся очень однобоко, и возникает вопрос о больших деньгах, которые на этой повестке могут заработать окологосударственные фонды, или возможны преференции для «своих», входящих «в тренд декарбонизации экономики». «По сути, Европейская повестка декарбонизации за счет сборов с импортеров-нарушителей (с 2023 года ЕС планирует ввести углеродный налог на импортную продукцию, производство которой связано со значительными выбросами парниковых газов) больше напоминает вымогательство для защиты европейских производителей и финансирования дальнейшего процесса декарбонизации», — думает она.

Сельское хозяйство, включая рыбоводство и рыболовство, а также лесное хозяйство, — один из главных эмитентов парниковых газов, отмечает директор по аграрной политике НИУ ВШЭ Евгения Серова. Однако в отличие от других эта отрасль не только эмитирует эти газы, но и секвестирует их. «Кроме углекислого газа, который образуется в результате обработки земли и гниения пищевых отходов, сельское хозяйство, в частности сектора, работающие с КРС, выделяют очень много метана, который не секвестируется, — добавляет она. — Пока очень мало исследований, которые бы рассчитывали баланс эмитирования и секвестирования газов. При этом основной декарбонизатор — лес, но расширение сельскохозяйственных земель в мире преимущественно идет за счет лесных территорий».

Россия является четвертой в рейтинге стран по выбросам углекислого газа: показатель выбросов почти в семь раз меньше, чем у лидирующего Китая, и в три раза ниже, чем у США, сравнивает Козлова. «Агросектор занимает не такую значительную долю в выбросах по сравнению с энергетикой, добывающими секторами и транспортной отраслью. Поэтому основной упор в России делается на снижение выбросов именно в энергетике за счет увеличения доли возобновляемых источников энергии, — комментирует она. — Тем не менее, по оценкам профильных мировых институтов, выбросы в агросекторе и лесном хозяйстве за последние 50 лет удвоились, и пока ожидается, что они продолжат расти, хотя и более низкими темпами». По мнению Козловой, локомотивом декарбонизации агросектор в ближайшие годы точно не будет: строительство новых животноводческих ферм и тренд на расширение пахотных земель, по первым оценкам, не способствует снижению выбросов.

По данным Межправительственной группы экспертов по изменению климата (МГЭИК), 24 % выбросов CO2 идет от сельскохозяйственной деятельности. При этом почва является вторым по площади после океанов поглотителем углекислого газа, поэтому потенциал России с ее масштабным земельным банком с точки зрения депонирования углерода огромен, оценивает президент Национального движения сберегающего земледелия Людмила Орлова. Правда, инвестиции в карбоновое земледелие, по ее словам, пока непривлекательны, потому что агробизнес мало о нем знает или не знает вообще, а просветительская работа в этом направлении на уровне государства не ведется.

Крупнейшие игроки против выбросов

В прошлом году PepsiCo представила стратегию PepsiCoPositive (pep+), одно из ее направлений — «Устойчивое земледелие» — предусматривает внедрение практик восстановительного земледелия более чем на 3 млн га. Это соответствует площадям сельскохозяйственных земель, используемых поставщиками сырья для компании. В России выращивание всего картофеля для производства чипсов аттестовано по программе устойчивого земледелия.
Группа «ФосАгро» и Российская академия наук летом 2021-го объявили о запуске проекта по созданию в Вологодской области карбоновой фермы. В непосредственной близости от Череповецкого комплекса «ФосАгро» в регионе появится лесополевой ландшафт, задача которого — депонировать углерод. Его расчетная мощность — 0,7 млн т СО2 в год. Пилотная часть проекта в сфере углеродной нейтральности будет реализована до 2025 года, а в полном формате ферма заработает в 2028-м. Кроме того, в 2020 году компания приняла комплексную климатическую стратегию, включающую план низкоуглеродного перехода с целевым уровнем снижения выбросов парниковых газов на 14% к 2028 году от базового уровня 2018-го.

Лес или No-Till

Развитие земледелия в России в последние 20 лет шло по пути от экстенсивных технологий, использующих мало ресурсов, к более интенсивным, но более ресурсоемким, напоминает Дарья Снитко. Внедрение некоторых ресурсосберегающих технологий, конечно, целесообразно, и не стоит его воспринимать как движение отрасли назад. Но важно остерегаться широкого применения разработанных за рубежом технологий, подходящих для их экономических целей и климатических условий, акцентирует она. «В частности, система беспахотного земледелия, при ее широкой распространенности в Южной Америке и США, для России имеет крайне ограниченное применение, — считает эксперт. — А вот использование биопрепаратов, энтомофагов вместо химических СЗР вполне перспективно с точки зрения экономики и перехода к устойчивому земледелию».

Передовые компании сегодня уже понимают, что инвестиции в карбоновое земледелие в будущем принесут прибыль, говорит Евгения Серова. Тренд на декарбонизацию и устойчивое развитие может не нравиться, однако в этих условиях аграрным предприятиям придется работать в ближайшее время, особенно если они хотят присутствовать на мировых рынках. Соответственно, инвестиции в устойчивое развитие становятся необходимыми, полагает она.

Для России декарбонизация в сельском хозяйстве, в частности в растениеводстве, — это спасение почв, уверена Орлова. «У нас почвенно-углеродный кризис, идет потеря углерода, в почве нарушаются все процессы, в результате возникают эрозии, деградация, опустынивание, — рассказывает она. — Проблема опустынивания актуальна для 27 регионов, первая в Европе антропогенная пустыня появилась в Калмыкии, пыльные бури накрывают южные регионы. Когда в США пыльные бури накрыли Вашингтон и Нью-Йорк, президент Франклин Рузвельт сказал, что нация, которая разрушает свои почвы, разрушает саму себя. Мы сейчас — именно такая нация».

Сельское хозяйство считается едва ли не единственным сектором, который способен стать чистым поглотителем выбросов, и роль России здесь может быть значительной. «С учетом площади страны и большого количества неосвоенных и деградированных земель инвестиции в карбоновое земледелие — это, скорее, завтрашний день, — думает Козлова. — Планируется посмотреть, как это пойдет у «соседей» (в той же Европе), а потом, если в этом будет смысл, можно и перенять опыт». Самая простая повестка для России сейчас — это глобальная высадка лиственных и смешанных лесов на брошенных землях, либо землях, непригодных к земледелию, предотвращение лесных пожаров, а также создание карбоновых полигонов и контроль углеродного баланса на этих территориях, перечисляет она.

Поглощение углекислого газа, скорее, стоит развивать через увеличение площади лесных участков, в частности распространения коммерческого лесоводства, соглашается Снитко. «Но в этой области в России очень много правовых проблем, например, лесоводство не является разрешенным видом деятельности на сельхозземлях», — добавляет она.

Делать ставку только на леса в вопросе декарбонизации экономики ошибочно: они растут 20 лет, кроме того, круглый год горят. А в сельском хозяйстве углеродные циклы идут ежегодно, обращает внимание Людмила Орлова. В прошлом году правительство утвердило программу эффективного вовлечения в оборот 13,2 млн га сельхозземель, и целесообразнее было бы сразу развивать на этой территории карбоновое земледелие, а не распахивать земли, уверена она. «При No-Till выбросы на 80 % меньше, чем при отвальной обработке, а депонирование углерода может достигать 5 т/га. Кроме того, технологии почвозащитного ресурсосберегающего земледелия позволяют восстановить здоровье почвы, а здоровая почва дает здоровую продукцию — это решение вопроса здоровья нации», — подчеркивает эксперт.

Однако для того, чтобы наши аграрии пришли к карбоновому земледелию, нужен значительный комплекс знаний, потому что почвозащитное земледелие требует четкого соблюдения технологий и высокой дисциплины, ведь каждая ошибка агронома видна несколько лет и оборачивается потерями, предупреждает Орлова. «Но у нас на сегодняшний день сельхозпроизводители — пионеры в карбоновом земледелии сами осваивают и внедряют технологии на основе западных знаний», — сетует она. Карбоновое земледелие будет играть большую роль в восстановлении почв, и Россия может стать лидером на мировом карбоновом аграрном рынке, если будут приняты своевременные меры, уточняет эксперт.

Опыт агробизнеса

Бесспорно, важная роль в декарбонизации российской экономики может быть отведена сельскому хозяйству: почвосберегающее растениеводство способно снижать углеродный след и повышать биологизацию земельных ресурсов, соглашается гендиректор компании «Август-Агро» Айдар Галяутдинов. «Наша компания изначально выбрала для себя No-Till в качестве технологии земледелия по ряду причин — прежде всего экономического характера. Также отказ от вспашки обеспечивает накопление в почве органических веществ, удерживая и тем самым снижая выбросы СО2, — делится он. — Мы планируем придерживаться этого метода на всех возделываемых площадях. No-Till полностью соответствует принципам карбонового земледелия».

«Прогресс Агро» (бывший агрохолдинг «Кубань», компания основана Олегом Дерипаской) применяет в растениеводстве отдельные элементы, которые в перспективе будут влиять на декарбонизацию. «В первую очередь мы смотрим на свою рентабельность, поэтому у нас пока нет глобальной стратегической программы биологического земледелия, которую мы бы распространили на все хозяйства компании, но экспериментальные работы в данном направлении, конечно, ведутся, — рассказывает заместитель гендиректора по научно-технической деятельности Йожеф Фекете. — Так, уже третий год мы используем дифференциальное внесение удобрений на 10 тыс. га земли, в ближайших планах масштабировать его на 45 тыс. га. Также мы используем биологические средства защиты растений — около 5 % от общего объема применения СЗР, хотелось бы еще больше, но предложение пока ограничено, и эффективность этих средств ниже, чем у химических. Третье направление, в котором мы сейчас работаем, — возможность выращивания новых агрокультур, например сорго: после уборки значительная часть зеленой массы остается в земле, это позволяет снизить внесение удобрений». Кроме того, в экспериментальном порядке — 500 га в 2021 году — «Прогресс Агро» начал обрабатывать землю при помощи дронов. В перспективе трех-пяти лет, когда дрон сможет поднимать в воздух 150-200 кг, можно будет говорить об обработке больших площадей и почти исключить наземное опрыскивание, прогнозирует Фекете.

В мировой экономике сегодня есть сильный тренд на декарбонизацию, и сельское хозяйство, на которое, по разным оценкам, приходится около 10 % выбросов парниковых газов, не исключение. Группа «Черкизово», как социально ответственная компания, много делает для того, чтобы свести к минимуму свое воздействие на окружающую среду, рационально использовать природные ресурсы и внедрять современные экологически безопасные технологии, комментирует главный аналитик компании Рустам Хафизов.

«Для отечественных агрохолдингов актуальна “зеленая” повестка. Мы работаем на перспективу и внедряем принципы устойчивого развития сельского хозяйства. Например, в июне 2021 года группа “Черкизово” присоединилась к испытаниям биологических препаратов для сельского хозяйства, выделив для этого 50 га посевов сои и рапса, — уточняет он. — Использование биопрепаратов позволяет выходить на практики регенеративного сельского хозяйства, направленного на восстановление плодородия почвы, увеличение биоразнообразия и производства более здоровой продукции». По словам Хафизова, испытания на сое дали хороший производственный результат: применение схем биологической защиты позволило увеличить урожайность на 10 %, при этом была снижена нагрузка на окружающую среду.

Компания «ИстАгро Дон» реализует проект глубокой переработки топинамбура в Липецкой области и с 2021 года занимается карбоновым земледелием. «Мы приглашали экспертов из Бельгии, они провели мониторинг предприятия, посчитали углеродный баланс и посоветовали внести изменения в обработку почвы и севооборот, — рассказывает директор по научной работе предприятия Денис Козыкин. — Сейчас мы используем безотвальную обработку почвы, разработали специальный севооборот с использованием промежуточных покровных агрокультур. Например, после уборки озимой пшеницы подсеваем смесь фацелии, бобовых и крестоцветных культур, которые не дают почве оставаться открытой до ухода в зиму». Сейчас у компании 1 тыс. га, в перспективе земельный банк предполагается расширить до 8 тыс. га.

По словам Козыкина, переход на карбоновое земледелие — сознательный выбор предприятия, поскольку оно следует принципам ESG. Кроме того, «ИстАгро Дон» проходит европейскую сертификацию как производитель органической продукции, сейчас находится в переходном периоде со статусом organic converse. А технологии органического и карбонового земледелия во многом сходны, рассказывает он. «Это перспективное направление, в прошлом году мы подали заявку, и сейчас рассматривается участие нашей компании в деятельности карбонового полигона в Тамбовской области, оператором является Мичуринский государственный аграрный университет, а мы можем выступить в качестве индустриального и технологического партнера», — добавляет специалист.

Приоритет «ИстАгро Дон» — забота об экологии, климате и бережное отношение к земле. Однако компания рассчитывает, что в перспективе карбоновое земледелие станет источником дополнительного финансирования. «Согласно расчетам, поглощение углерода нашим сельскохозяйственным отделением позволит сделать нейтральным завод по переработке топинамбура, а оставшиеся углеродные единицы в случае их продажи позволят компенсировать затраты на аренду земли и выполнение некоторых сельхозопераций», — делится Козыкин.

По мере внедрения в России программы сертификации и реализации углеродных единиц «Август-Агро» готовится стать ее активным участником. Компания предполагает, что это потребует использования особых цифровых платформ для контроля состояния почвенных ресурсов, в декабре прошлого года она сообщила, что начнет тестирование цифровых решений компании «ИнтТерра», позволяющих измерить накопленный углекислый газ и валидировать углеродные единицы для продажи на биржах.

В рамках программы почва сначала тестируется на первичное содержание углерода, данные вносятся в IT-платформу для земледельцев SkyScout, с помощью которой впоследствии отслеживается соблюдение технологии. Также методом моделирования ежегодно рассчитывается объем накапливаемого в почве углерода. Первый выпуск углеродной единицы как ценной бумаги и получение выплаты происходят на третий год работы в программе. Одна углеродная единица признана эквивалентом одной тонны CO2, не попавшего в атмосферу и оставшегося в почве. По оценке специалистов «ИнтТерры», ее цена находится на уровне около $40 и со временем будет расти. «Однако речь идет не столько о получении дополнительного дохода от торговли карбоновыми кредитами. Важнее то, что принципы карбонового земледелия способствуют оздоровлению почвы, наращиванию плодородного слоя, сокращению водных и ветровых эрозий. Земля — это главный ресурс любого агрария», — подчеркивает Галяутдинов.

Монетизация урона окружающей среде

Проблема смягчения последствий глобального изменения климата становится одним из определяющих факторов для внешнеэкономической конъюнктуры в долгосрочной перспективе. Государства и компании ищут новые подходы, стремясь одновременно решить климатическую проблему и сохранить экономическую конкурентоспособность. Среди инструментов, призванных ограничить и сократить выбросы парниковых газов, наиболее гибкими и эффективными считаются рыночные — те, которые создают фактическую «цену на углерод». Это позволяет заложить в стоимость продукции те внешние издержки, которые экономике и обществу придется понести для преодоления последствий выбросов, «монетизировав» урон окружающей среде. Наиболее популярные из таких инструментов — углеродные налоги и системы торговли эмиссионными квотами. В ряде стран уровень покрытия национальных выбросов действующими системами углеродного ценообразования превышает 40% или близок к этому.

Перспективы торговли эмиссионными квотами

30 декабря 2021 года в России вступил в силу закон об ограничении выбросов парниковых газов, который в том числе разрешает оборот углеродных единиц на территории страны и вводит понятие их реестра — информационной системы учета. Также обсуждается создание национальной системы торговли углеродными единицами.

Аграрные карбоновые рынки развиваются в течение последнего десятилетия. Так, в США в каждом штате проведены исследования, составлены протоколы MRV, разработан программный продукт для подсчета углеродных кредитов. В нашей стране, к сожалению, в этом направлении ничего не сделано, говорит Людмила Орлова. «А если ученые и проводят исследования, то в отрыве от технологий», — подчеркивает она. При этом карбоновые фермы, торгующие эмиссионными квотами, — это реальность, и, чтобы развиваться в этом направлении, российским сельхозпроизводителям даже необязательно ждать, пока у нас будет создана национальная система учета и контроля выбросов: американские и европейские верификационные агентства уже сейчас готовы покупать у нас углеродные кредиты.

Любые инновации и НИОКР в России всегда в первую очередь развивались за счет государства и по его инициативе, напоминает Антон Строков. В прошлом году был издан приказ Минобрнауки «О полигонах для разработки и испытаний технологий контроля углеродного баланса». Если результаты пилотного проекта будут успешны, то, возможно, ими заинтересуется бизнес, и они будут внедрены в практику, рассказывает эксперт. Если же говорить о торговле эмиссионными квотами, то здесь государство не может играть ведущую роль, нужна поддержка бизнеса.

«Если бизнес, который что-то производит по технологиям с высоким уровнем эмиссий парниковых газов, не может или не хочет их снижать, то он должен искать пути искусственно уменьшить свои выбросы за счет “скупки” каких-то полигонов, где эмиссии поглотились, — комментирует Строков. — Одно время подобные схемы были развиты в США, например, ассоциация фермеров штата Айовы выводила часть полей из севооборотов и секвестировала углерод, продавая свои “квоты” (или объем поглощений) на фондовом углеродном рынке различным промышленным корпорациям. Это продолжалось, пока рынок рос. Когда в 2008 году грянул мировой финансовый кризис, то он потащил вниз цены на многие товары, в том числе и на углеродные квоты, с тех пор эта часть рынка свернулась». Поскольку весь мир до сих пор находится в стадии стагнации, усугубленной COVID-кризисом, то сложно предполагать, что в ближайшее время будут развиваться мировые системы торговли углеродными единицами, думает он.

Айдар Галяутдинов уверен, что торговля углеродными единицами станет политической неизбежностью для всех стран. Аграрии способны выиграть от этого, если станут участниками решения карбоновой проблемы. Сложность же, по его мнению, заключается в том, что переход на технологию беспахотного земледелия потребует радикальной перестройки всех процессов агропредприятия: от полного обновления техники до переобучения специалистов. «Решиться на такие радикальные преобразования нелегко», — признает он.

Конечно, в любом новом деле всегда бывают какие-то сложности, которые становятся рабочими задачами. «В России только начинается закладка карбоновых полигонов, отрабатываются методики мониторинга, верификации и сертификации, — говорит Денис Козыкин. — Поэтому все трудности могут быть связаны только с тем, что мы пока на начальном уровне. Тем не менее карбоновое земледелие стоит того, чтобы им заниматься». В перспективе предприятия, которые сделают ставку на низкоуглеродное развитие своего бизнеса, будут иметь преимущества на внешнем рынке, уверен он.

Безусловно, Россия включилась в процесс декарбонизации экономики, причем с достаточно хорошими перспективами, однако практика показывает, что как возобновляемые источники энергии, так и карбоновое земледелие более дорогие, чем традиционные, сравнивает Татьяна Козлова, поэтому без государственной поддержки этот процесс вряд ли сдвинется. При этом основные направления на текущий момент — это создание нормативно-правовой базы в части стандартов измерения и отчетности по выбросам и поглощению углекислого газа, а также цифровизация агросектора.

«Европа активно развивает направление декарбонизации, принято несколько стратегий “от фермы до вилки”, разработано техническое руководство по карбоновому земледелию: к 2050 году стандартом в ЕС должно стать почвозащитное ресурсосберегающее земледелие, уже сейчас там запрещено использовать 100 химических действующих вещества, — рассказывает Людмила Орлова. — А это значит, что те требования, которые предъявляются к своим фермерам и продукции, будут предъявляться и к экспортерам продукции в ЕС, структура мирового аграрного экспортного рынка серьезно изменится, и на рынке останутся те, кто сможет быстро встроиться в политику декарбонизации. Если мы этого не сделаем, то просто потеряем свои позиции в экспорте».

Переход к устойчивому сельскому хозяйству должен быть комплексным, что, конечно, стоит дорого, а значит, он должен быть кем-то оплачен: либо государством в виде субсидий, либо потребителем за счет роста цен на продукты питания, рассуждает Евгения Серова. «К сожалению, государство пока не поддерживает финансово переход компаний к устойчивому развитию, а только декларирует его необходимость», — сетует она. Тем не менее компании, которые первыми встанут на путь устойчивого развития, получат конкурентные преимущества на мировых рынках, поскольку многие страны уже начали закрываться от поставщиков, производящих продукцию не в соответствии с принципами устойчивого сельского хозяйства.

Критерии углеродоемкости и соблюдения принципов устойчивого развития становятся все более важными для обеспечения конкурентоспособности агробизнеса и на мировых, и на национальных рынках, соглашается Наталья Чуркина. «При этом один из ключевых вызовов для отрасли в России — это низкая поддержка государством низкоуглеродных проектов. Ряд крупных компаний работают с фермерами, помогая им перейти к более экологичным формам ведения хозяйства, поскольку они заинтересованы во взращивании для себя экологически ответственных поставщиков, — поясняет она. — Однако это пока точечные проекты, а для существенных изменений в масштабах всей отрасли нужна и соответствующая поддержка со стороны государства».

«В целом мое отношение к углеродной нейтральности довольно скептическое, поскольку, как показывают официальные данные Нацкадастра, сельское хозяйство в основном является нетто-эмитентом парниковых газов, — комментирует Антон Строков. — Да, мы можем вывести часть земель из оборота, там увеличатся поглощения CO2. Если мы повысим урожайность, то эмиссии вырастут, но, возможно, незначительно. Но когда население планеты увеличивается, то требования к еде в первую очередь становятся количественными — ее нужно больше. И можно предположить, что некоторым странам будет все равно, по каким технологиям эта еда произвелась, главное, чтобы она была дешевой».

У безуглеродного сельского хозяйства большое будущее, но полностью перейти на него сейчас практически невозможно, считает Йожеф Фекете. Конечно, будут хозяйства, которые уменьшат выбросы СO2 почти до нуля, но сделать это в крупных масштабах пока нереально. «Я считаю, что здесь нужно найти компромисс. Ведь есть важный фактор, которые многие просто не учитывают, — это Индия и Китай, 3 млрд человек с достаточно низким уровнем жизни. Но он будет расти, соответственно, будет увеличиваться потребность в более качественном питании. Кто будет их снабжать? — рассуждает он. — Декарбонизация — это нужно, это будущее наших детей. Но, с другой стороны, важно помнить и экономический аспект: людям нужно есть».

Как депонировать больше CO2

Мировая селекция активно работает в направлении создания сортов и гибридов растений, позволяющих поглощать больше углекислого газа. Российская, вероятно, в будущем тоже подтянется к этому процессу, думает Евгения Серова. «Пока основная проблема нашей селекционной науки в том, что она почти не умеет работать совместно с бизнесом, — отмечает она. — Уверена, что ситуация будет меняться, но для этого нужно время».
По словам Людмилы Орловой, некоторые агрокультуры способны депонировать больше углерода, чем лес такой же площади, например техническая конопля.
Поглощающая способность топинамбура в 1,5-2 раза выше, чем лесов: исследования в этом направлении вел еще Климент Аркадьевич Тимирязев, рассказывает Денис Козыкин. «Нужно также учитывать не только то, сколько углерода депонирует агрокультура, но и объем выбросов при ее выращивании. Например, ошибочно делать основную ставку на леса как на карбоновые фермы только с той точки зрения, что они поглощают CO2, поскольку деревья еще и выделяют его, а лесные пожары ежегодно выбрасывают в атмосферу мегатонны углерода. Кроме того, леса растут медленно, — подчеркивает специалист. — Топинамбур же растет очень быстро, требует минимальной обработки по сравнению с другими пропашными агрокультурами, не нуждается в минеральных удобрениях и агрохимии. Все это тоже идет в расчет баланса углерода». У топинамбура мощная корневая система и большая биомасса (70-90 т/га), при этом он вегетирует до заморозков, когда другие агрокультуры уже убраны, и идет высвобождение углерода из почвы. Еще одно преимущество — высокая экологическая пластичность, то есть топинамбур можно выращивать в большинстве регионов страны.
Эмиссии парниковых газов по отдельным агрокультурам могут отличаться в силу биологических особенностей: так, соя и горох способны аккумулировать азот в почве и до определенного уровня снижать выбросы парниковых газов, но насколько много — это научный вопрос, который нужно доказывать, рассуждает Антон Строков. «К тому же сложно представить, что производители массово ринутся в нишевые культуры. Традиция и опыт прошлого всегда влияют на инерционность развития. Пока в России большинство фермеров умеют выращивать пшеницу и подсолнечник, у нас так и будет большая часть посевов под этими агрокультурами, — уверен он. — Но если сам фермер захочет обучиться новому и найти новые технологии и новые ниши на рынке, то это может быть в определенном смысле драйвером к переходу на технологии устойчивого земледелия». При этом все новое нуждается в рекламе, в качественных аргументах и хорошей презентации. Государству и ученым нужно показать и доказать, что есть какие-то культуры и сорта, которые и рентабельны, и приносят меньше эмиссий, добавляет эксперт.

В подготовке статьи участвовала Елена Максимова.